Кольцо приключений. Книга 3. Кольцо России - Страница 28

Мне кажется, что если бы люди знали, что их ждет впереди, то они вылавливали бы социал-демократов-большевиков как бешеных собак. Хотя есть у меня и в этом большие сомнения. Еще в кои годы Ф. Достоевский прописал в «Бесах», кто такие большевики. Но разве его кто-то послушал? Кто-то поверил в его провидение? Практически никто. Одни большевики.

В наших разговорах я уже рассказывал Петру Аркадьевичу не об опасности левого движения как такового, а об опасности экстремистских течений, как правого, так и левого толка. Левый экстремизм – это коммунизм, а правый – фашизм. Разница в них только в том, что коммунизм стремится все население мира сделать бедными, а фашизм – сделать богатыми только фашистов за счет других народов. У них есть различия, и большие различия, но общим является – идеология, подавление инакомыслия в концлагерях и путем физического уничтожения, мировое господство. И те, и другие без тени сомнения и без угрызений совести «раздувают мировой пожар» для достижения своих интересов.

Газеты сообщают о вооруженных выступлениях в Москве, баррикадах на Пресне. Журналисты недоумевают, почему правительство, отправив в Москву элитный гвардейский Семеновский полк, не предпринимает никаких решительных действий к революционерам. Выселение людей из прилегающих к баррикадам домов действие похвальное, но революционеры начали мародерствовать в брошенных домах и поодиночке арестовываются за вооруженный грабеж.

Правительственные чиновники охотно рассказывают корреспондентам, аккредитованных в России газет, о процессе демократических преобразований и о том, что искусственное их ускорение внесет только дезорганизацию в наше обществе и приведет к жертвам.

В провинциях с бунтовщиками расправляются более решительно. Военно-полевым судам предоставлено право принимать решения по каждому террористу на месте в зависимости от тяжести совершенного им преступления.

Сообщается о подготовке к выборам в первую Государственную Думу, о выдвижении кандидатов от губерний, жизнь в России приходит в нормальное русло.

Наша жизнь с Катериной была похожа на медовый месяц. Свое кратковременное появление я украшаю цветами, поцелуями, музыкой ресторанов, поездками на извозчике в белые ночи, катанием на аэропланах (сам впервые поднялся на аэроплане, полет в «Боинге» или в «Ту» не имеют с этим ничего общего), походами в Мариинский театр и рассказами сказок о будущей жизни. Я подарил Катерине золотой перстень с рубином и сказал:

– Этот камень всегда будет напоминать обо мне. Каждая грань – это маленькое окошечко, заглянув в которое ты снова сможешь увидеть меня, загадать свое желание, и оно обязательно исполнится.

– Боже, откуда ты, такой фантазер, свалился на мою голову, – говорила, смеясь, Катерина, обнимала мою голову и прижимала к себе. – Я как будто знаю о тебе все и не знаю совершенно ничего. И меня это не заботит, я буду любить тебя столько, сколько ты пробудешь здесь, и после этого всю мою жизнь.

Эту квартиру я купил и оформил все документы на Катерину. Когда меня не будет, она будет жить здесь, а не мыкаться по разным углам. Пусть живет по-человечески. Но об этом я ей пока не сказал.

Я вас поглажу мягкой лапойИ промурчу вам комплименты,И подарю девчонке слабойЛюбви приятные моменты.Проснетесь вы в постели смятой,Храня моих усов касанья,И на дворе уж час десятый,А вы прикрыты легкой тканью.Вставайте быстро, все забудьте,Чего же ночью не приснится,О встрече нашей в Книге судебЕсть запись на седьмой странице.

Глава 22

Время шло так быстро, что отдельными кадрами кинохроники промелькнуло избрание Первой Государственной Думы, которая просуществовала всего несколько месяцев, и была распущена за свою революционность. Причем в решении самого главного для России вопроса – аграрного. И Петр Аркадьевич к роспуску Думы приложил свою руку.

В начале июля 1906 года я позвонил Столыпину домой. На дачу на Аптекарском острове. Не удивляйтесь. В то время можно было поговорить с любым телефонизированным чиновником империи, а с премьер-министром и столкнуться где-нибудь в Пассаже или увидеть его в ложе в театре, и при этом никто не обыскивает зрителей, не пропускает их через металлодетектор и не заглядывает в дамские сумочки.

Каламбурно, но правильно: чем народнее руководитель, тем он дальше от народа. Правда, у премьер-министра на даче сидел дежурный телефонист, который вежливо осведомлялся, кто звонит т по какому вопросу. Я представился коротко – конфидент по государственному вопросу.

– Я слушаю вас, – раздался в трубке приятный голос господина Столыпина.

– Здравствуйте, Петр Аркадьевич, это ваш вечерний собеседник, – сказал я.

В трубке воцарилось молчание.

– Вы живы? – спросил премьер.

– Жив и если вы не возражаете, то хотел бы с вами как-то увидеться. Вопрос уж очень безотлагательный, – сказал я.

– Хорошо. Запоминайте цифры – 18621906. Запомнили? Сегодня к вечеру на Центральном телеграфе получите письмо до востребования на данный номер с указанием времени и места, где мы встретимся, – сообщил мне Петр Аркадьевич.

Интересно, вроде бы и не революционер Столыпин, а навыки конспирации почище всякого революционера будут.

Получив письмо, я немного погулял по улице, чтобы посмотреть, не пущен ли мной «хвост». При желании, «хвост» выявляется за пятнадцать минут, читал я мемуары некоторых людей. Через пятнадцать минут, и я сказал себе: если они знают, что я должен получить письмо до востребования на телеграфе, то они, естественно, ознакомились с его содержанием и спокойно ждут меня «на хазе». И крутиться для выявления слежки будет только тот, кто всей литературе предпочитает детективы.