– Конечно, только в чем вы пойдете, – спросила девушка, – не в рясе же?
– Дайте мне вашу зимнюю шаль, – успокоил я девушку, – я пройду по городу, и никто мне ничего не скажет, а вдруг это новая мода.
Деньги в моем поясе были, и немалые. Золото оно и в Африке золото. И в Москве в мое время еще со времен моего прошлого путешествия к Карлу Марксу в банковской ячейке лежат золотые монеты с профилем императора Николая Второго. От Петербурга до Москвы недалеко.
На мужчину с длинными волосами и длиной бородой с накинутой на плечи шалью многие прохожие обращали внимание и улыбались, но через полчаса этот мужчина уже выходил из магазина одежды в прекрасно сшитом бостоновом синем костюме в еле заметную полоску. На мне была манишка с галстуком и манжеты. Шляпа-котелок под цвет костюма завершала одеяние. В магазине был сделан заказ на демисезонное пальто с тонким норковым воротником и на меховую шапку «москвичка». Кто-то называл ее боярской, но всем она помнится именно как «москвичка» в любом городе Российской империи.
В парикмахерской меня аккуратно подстригли и сбрили бороду. Вряд ли меня кто-то узнает в таком виде.
– Усы завить в колечко, – склонился надо мной цирюльник.
– Спасибо, не надо, я человек консервативных взглядов – ответил я.
Из парикмахерской я вышел совершенно другим человеком с очень даже недурной внешностью, что понял по восторженному выражению глаз Катерины.
Фотография получилась прелестная. Катерина сидела на стуле, на фоне растительности в беседке, а я стоял слева от нее, опершись рукой на перила. Прямо-таки семейная фотография. Фотограф навел на резкость, вышел из-под накинутого покрывала, вставил в камеру кассету с фотографической пластинкой, улыбнулся нам, попросил смотреть на правый уголок камеры, открыл объектив и несколько раз нажал на резиновую грушу.
– Если хотите, то вечером фотографии будут готовы, это будет несколько дороже, но для того, чтобы фотографии были с полным нашим качеством, то прошу пожаловать к нам через три дня, – сказал фотограф, получив с нас задаток.
Мы поклонились и вышли. Мы шли под руку по проспекту, испытывая какое-то малоизведанное чувство близости с человеком, который с каждой минутой становился все дороже и дороже.
– Катерина, вы не откажетесь от предложения жить вместе со мной в квартире, которую я сниму для нас, чтобы жильцы по соседству с вами не судачили о нас? – спросил я.
Катерина покраснела и согласно кивнула головой.
Квартиру снимала Катерина, а я занимался изготовлением новых документов. Конечно, я их не изготавливал. Изготавливали специалисты своего дела, связанные с департаментом полиции, с типографиями и другими организациями, которые могут удостоверить лично владельца документа и поставить соответствующую печать или штамп в документе.
Не подумайте, что я установил связи с какой-то конспиративной революционной организацией, просто я вышел на людей, которые за деньги могут паспортизировать кого угодно. Хоть черта лысого. Это я так, к слову. Это не революционеры, это бизнесмены, занимающиеся своим бизнесом параллельно своему основному занятию. Потом эти люди предъявят свои заслуги перед революцией, будут занимать советские посты или будут работать в подразделениях документации для подготовки документов шпионам.
Пять золотых червонцев, и я уже был Павлом Петровичем Катениным, дворянином из Степного края с приложенной родословной и даже биографией, по которой я долго странствовал и давно не видел своих родственников, которые уже забыли меня, и даже не знают, где я нахожусь.
Квартирка была не большой, три комнаты: столовая-гостиная, спальня, кабинет, кухонное помещение, кладовая, туалет и ванная комната. Приходящая прислуга убиралась в квартире и готовила пищу. Катерина училась на медицинских курсах при университете, приходила часто усталая, и от нее пахло хлороформом. Что сделаешь, издержки обучения медицине.
На комоде в гостиной стояла наша фотография, но жили мы с ней как брат и сестра, из-за чего мне приходилось вставать рано и убирать постельное белье с дивана, а вечером расправлять его для сна. Но так продолжалось всего лишь три дня.
Катерина вечером подошла ко мне, лежавшему на диване, и сказала, чтобы я шел в кровать. Я послушно пошел. Несмотря на то, что Катерина старалась казаться полностью эмансипированной женщиной, на самом деле она была обыкновенной девушкой, застенчивой и тонко чувствующей. Из таких и вырастали жены декабристов. Если любит, то жертвует для любимого всем.
Я был с ней и думал о том, что не останусь в этом времени и не смогу взять Катерину с собой. Хотя, я смогу это сделать, но сможет ли Катерина жить в нашем мире? Да и я в том мире не одинок. Ну, посудите сами, что может сделать человек, когда ему встречается тот, кто на роду написан? На вспыхнувшую симпатию и на чувства ответить: Стоп! Я женат! No smoking! Fasten Belts! И на взлет, и в седло, и скачками прочь… Так же нельзя. Чем сильнее чувства, тем горше расставание.
Миленький ты мойВозьми меня с собой,Там в краю далекомБуду тебе чужой.Милая моя,Взял бы я тебя,Но там, в краю далеком,Чужая ты мне не нужна.
Боже, до чего сурова проза жизни. Но новую жизнь я постараюсь ей показать, скажу, что это был ее сон. Возможно, что в той жизни ее уже нет. Она просто может потеряться у меня во время перемещения, и я потеряю ее навсегда, не по своей воле приблизив для нее период массовых репрессий и, даже, может быть гибель в сталинских лагерях.